-Ну! Будьте осторожны: слышал я байки от работников нашей библиотеки, что в книжной пыли таится смертельная опасность. Она может вызывать сильнейшие аллергические реакции, а в некоторых книгах могут прятаться книжных клещей. Вы бы читали литературу по-новее. Извините, не смею вам указывать! Позвольте откланяться!,- Йода поклонился и вышел за дверь в поисках новой комнаты!
Чувство. До боли знакомое чувство тошноты, от которой слабеют и подкашиваются ноги. В глазах Ретта - смерть, ее или чужая, какая разница. Сандра стискивает зубы до скрипа и заставляет себя распрямить колени и плечи. Она с нехорошей усмешкой машет вошедшему Мишелю и пытается вспомнить, где именно лежало ее тело, где стоял он, откуда Стервятник поволок ее в Дуальную комнату. Хотя какое это имеет значение...
Сандра сжимает пальцы Ретта и говорит негромко: - Я пойду к себе, а ты... приходи, когда вы тут с мальчиками все обсудите. Она отпускает его и направляется к двери танцующей, но все еще нетвердой походкой.
Рыбка осторожно проводит пальцем по щеке. Поначалу безобидная, как казалось, царапина за довольно короткое время превратилась в глубокую язву, которая местами проела кожу до самой слизистой. Во рту от джина немилосердно жжёт, вкус спирта мешается со вкусом крови. Она снова поднимает взгляд на зеркало. Мда, кажется, в конкурсах красоты ей участие больше не светит. Даже если это теперь заживёт, следы останутся, и немаленькие. По идее, эта мысль должна её обеспокоить, но Рыбка, к своему удивлению, не чувствует ничего подобного.
- Приму к сведению, - несколько язвительно отвечает Мишель Йоде, - постараюсь выпросить у Управляющего последние тиражи. Он подымает с пола стилет, и любуется тонкой работой, красивая вещь. Мишель пытается оттереть кровь с лезвия рукавом.
- Чума как раз хотела библиотеку отыскать, - невпопад замечает Ретт. Время опять плывет и он пытается в нем удержаться, ему очень не хочется снова выбираться из кошмаров.
- Хотела, - кивает вампир, - а сейчас дрыхнет за стеночкой вместо того чтобы получать новые знания. Скажи-ка мне, друг любезный, отчего ты так изменился в лице, и я не про монокль. Чует мое сердечко, что кое-кто убивать не просто умеет, а даже можно сказать любит,а? Льлахи улыбается уголком рта.
- Не убийство, - Ретт разворачивается, идет вдоль стойки, касаясь ее кончиками пальцев. - Не само по себе. Борьба. Кровь. Боль. Ярость. Желание выжить. Жажда жизни, помноженная на готовность к насилию. Я восхищаюсь жизнью, но сильнее всего - той ее частью, что примыкает к смерти. На последнем слове пальцы царапают стойку ногтями и отрываются от нее. - Иронично, да?
- В какой-то мере, - вампир поднимает на Ретта ленивый взгляд, в нем горит интерес, но тоже какой-то томный, приглушенный, - жизнь она всего острее за минуту до смерти, да?
- Ты понимаешь, - Беглец кивает. - Ты был прав. Нас выбивают по одному. И кажется, я готов подойти к границе вплотную. Дождаться, когда очередь дойдет до меня и посмотреть, что из этого выйдет.
- Так и кипит по венам, драка - драка-драка, - Льлахи в такт своим словам щелкает пальцами, - меня так давно не пытались убить, что я уже и забыл как это интересно, драться. Вампир прищуривает глаза и растекается по стойке, понижает голос до шепота, - И самое интересное, это будем ли мы тут заниматься любовью или нас просто отымеют...
- Нас уже имеют, мой хищный друг, - отзывается Ретт. - Расслабься, получай удовольствие, пока вазелин не убрали. Он снова перепрыгивает стойку и ищет что-то под ней.
- Пока что, - вампир несильно тянет себя за рыжую прядь, - мне почти нравится, а тебе белобрысик? Почувствовал себя королем вселенной? Хочешь власти над женщинами и мужчинами?
- Врешь, дорогуша, - Льлахи довольно точно копирует интонации Стервятника, - чешешь, даже. - Сидела бы рядом с тобой красавица, ворковала бы о Шекспире, или чем ты там занимался,а ты бы ей кофе варил, и байки рассказывал, сидела бы и не смотрела даже по сторонам, и дышала бы по приказу, а? Рука Льлахи пятипалым пауком бежит по стойке к сигаретной пачке, вытаскивает сигарету и подносит ее к губам хозяина, как невиданный, но хорошо дрессированный зверек.
Мишель убирает серебряный стилет в карман, и какое-то время ищет слова, вот, что можно рассказать этому полу-животному о равноправии и свободе человека? Мишель, отчетливо ощущает, что ничего, потому что его правда - от рассудка, а вампирья - от инстинктов. И обе они имеют право на существование, и возможно, уверуй Мишель во второй вариант, жить ему было бы и легче и интереснее, а может и нет, потому что никакой это был бы ни Мишель. - Абсолютная власть - развращает, Льлахи, - мягко говорит Блондин пытаясь свернуть разговор.
- Ясен хрен, а на черта еще жить спрашивается, если не ради разврата? Льлахи подымает голову и снова укладывает ее на стойку, но уже другой щекой. - Ты чего там ищешь, камраден?
- Есть много других интересных занятий, - сообщает Ретт уже из-под стойки. - Разврат, конечно, пожалуй самое приятное, тут не спорю. А ищу я ответ на вопрос жизни, вселенной, Стервятника и всего остального. Он поднимается из-за стойки. В руках у него трость Мишеля, обгоревшая с одного конца.
- Сорок два, - говорит вампир, - о, ты убивать его будешь? Хочешь я подержу? Нет, не подержу, лень мне, регенерация у меня, или просто лень? Он пальцами трогает шею. - Точно, лень. Зажила уже. Спасибо, Папа!
Мишель смотрит на трость, память царапает воспоминание о комнате Стервятника, помнится смутно, будто воспоминание надежно укутали целлофаном в несколько слоев, так, что подробностей и не разглядеть. - Она должна открываться, там внутри длинное лезвие типа кинжального, - вдруг говорит он.
- Вот еще, - фыркает Ретт. Извлекает клинок, спрятанный в трости, критически осматривает. Выкладывает рядом на стойку обрез. Затем рядом ложится найденный в лабиринте кинжал. Стойка бара начинает напоминать арсенал. - Инструмент мой не потерял? - интересуется рыжий.
- А я тебе, что на арене его не отдал? Пятипалый паук скользнул под тяжелый водопад волос, и мгновение спустя вынырнул наружу с шилом Ретта в руке, - Вечно я забываю, что в волосах прячу, держи. Шило ложится рядом с кинжалом. Льлахи затягивается. - А в чем сакральный смысл выставки?
- Чтобы смысл был сакральным, надо чтобы на этой стойке кого-нибудь трахнули, - Беглец снова включает тон "я не здесь, мозг в разговоре не участвует". - Торжество жизни среди орудий смерти, и все такое. Этим - убивали. Он откладывает в сторону шило и трость. Косится на вампира, словно планирует уложить его рядом, в качестве последнего орудия убийства. Но все же отказывается от этой затеи, забирает кинжал и прячет в рукав. - Даниэль, от тебя пахло не мертвечиной. От тебя пахло убийством. А я сразу не распознал. У этого оружия теперь такой же запах. И от тебя он теперь особенно четкий. Он отступает от стойки, что-то прикидывая.
- Странно, я лет семьдесят никого не убивал, вроде-бы, - задумчиво говорит вампир, - ну, так я и помню не все, ой не все я помню. Может и грохнул кого, а с другой стороны, с мое поживешь, так накопится наверное... Льлахи пожимает плечами. - Фиг его знает, верю тебе на слово. Куда интересно наша Люциферина подевалась...
- Здесь мой нюх стал острее, - медленно отвечает Ретт. Во взгляд медленно возвращается осмысленность. - А после лабиринта вышел на полную. Я говорил, что в туннелях проще ориентироваться по запаху, но это не всегда запах в полном смысле слова. Можно почувствовать прошлое, будущее... или затаенное. Если бы я еще мог определять, где что. На вопрос он только пожимает плечами. В суматохе последних событий о Мастере он почти забыл.
- Ну, я примерно о том же, - говорит вампир, - как говорил старый мудрый и не очень вкусный даос, любое действие меняет аромат души. Хорошо, что у меня ее нет, воняла бы наверное изрядно. Вампир думает, что если уж тонны выпитого шартреза сделали его собственную кровь горьковатой и травяной, то может быть через много лет, от него будет пахнуть смесью тысячи трав и кровью, и мхом и сырой землей. Отличный будет запах.
- Покажи среди нас того, кто благоухает розами, - Ретт широко зевает, только в последний момент заслоняется ладонью. - Хм, нет. Не люблю я розы, кажется. Тем не менее, кое-кто в Доме вполне приятно пахнет. Хотя никого не назовешь святым. В общем, если даос был невкусный, я тебе сочувствую - похоже тебе от него не досталось вообще ничего хорошего. Он снова зевает.
До боли знакомое чувство тошноты, от которой слабеют и подкашиваются ноги.
В глазах Ретта - смерть, ее или чужая, какая разница.
Сандра стискивает зубы до скрипа и заставляет себя распрямить колени и плечи. Она с нехорошей усмешкой машет вошедшему Мишелю и пытается вспомнить, где именно лежало ее тело, где стоял он, откуда Стервятник поволок ее в Дуальную комнату.
Хотя какое это имеет значение...
- Я пойду к себе, а ты... приходи, когда вы тут с мальчиками все обсудите.
Она отпускает его и направляется к двери танцующей, но все еще нетвердой походкой.
=>
Она снова поднимает взгляд на зеркало. Мда, кажется, в конкурсах красоты ей участие больше не светит. Даже если это теперь заживёт, следы останутся, и немаленькие.
По идее, эта мысль должна её обеспокоить, но Рыбка, к своему удивлению, не чувствует ничего подобного.
Он подымает с пола стилет, и любуется тонкой работой, красивая вещь. Мишель пытается оттереть кровь с лезвия рукавом.
Льлахи улыбается уголком рта.
На последнем слове пальцы царапают стойку ногтями и отрываются от нее.
- Иронично, да?
Вампир прищуривает глаза и растекается по стойке, понижает голос до шепота,
- И самое интересное, это будем ли мы тут заниматься любовью или нас просто отымеют...
Он снова перепрыгивает стойку и ищет что-то под ней.
- Нет, мистер Вампир, не хочу, простите если мой ответ не вписывается в ваше видение мира.
- Сидела бы рядом с тобой красавица, ворковала бы о Шекспире, или чем ты там занимался,а ты бы ей кофе варил, и байки рассказывал, сидела бы и не смотрела даже по сторонам, и дышала бы по приказу, а?
Рука Льлахи пятипалым пауком бежит по стойке к сигаретной пачке, вытаскивает сигарету и подносит ее к губам хозяина, как невиданный, но хорошо дрессированный зверек.
- Абсолютная власть - развращает, Льлахи, - мягко говорит Блондин пытаясь свернуть разговор.
Льлахи подымает голову и снова укладывает ее на стойку, но уже другой щекой.
- Ты чего там ищешь, камраден?
Он поднимается из-за стойки. В руках у него трость Мишеля, обгоревшая с одного конца.
Он пальцами трогает шею.
- Точно, лень. Зажила уже. Спасибо, Папа!
- Она должна открываться, там внутри длинное лезвие типа кинжального, - вдруг говорит он.
- Инструмент мой не потерял? - интересуется рыжий.
Пятипалый паук скользнул под тяжелый водопад волос, и мгновение спустя вынырнул наружу с шилом Ретта в руке,
- Вечно я забываю, что в волосах прячу, держи.
Шило ложится рядом с кинжалом.
Льлахи затягивается.
- А в чем сакральный смысл выставки?
Он откладывает в сторону шило и трость. Косится на вампира, словно планирует уложить его рядом, в качестве последнего орудия убийства. Но все же отказывается от этой затеи, забирает кинжал и прячет в рукав.
- Даниэль, от тебя пахло не мертвечиной. От тебя пахло убийством. А я сразу не распознал. У этого оружия теперь такой же запах. И от тебя он теперь особенно четкий.
Он отступает от стойки, что-то прикидывая.
Льлахи пожимает плечами.
- Фиг его знает, верю тебе на слово. Куда интересно наша Люциферина подевалась...
=>
На вопрос он только пожимает плечами. В суматохе последних событий о Мастере он почти забыл.
Вампир думает, что если уж тонны выпитого шартреза сделали его собственную кровь горьковатой и травяной, то может быть через много лет, от него будет пахнуть смесью тысячи трав и кровью, и мхом и сырой землей. Отличный будет запах.
Он снова зевает.