Стервятники не пляшут
- Скучно тебе, Большая Старая?
Стервятник сидит на траве, опираясь спиной о волосатый бок огромной паучихи, сюртук его пропитанный вязким ядом, влажно блестит, будто лакированный.
Огромная паучиха молчит, жевала ее не шевелятся, Большая Старая спит, она и не просыпается никогда, но для разговора не всегда нужен голос, и уж точно Большой Старой не надо просыпаться чтобы поговорить со старым знакомцем. Друзей у пауков не бывает.
Город глухо ворчит за пределами Парка Большой Старой, трубы блюют в небо черным дымом, машины рыча разрывают пространство, люди говорят, кричат, стонут, блюют кровью, глотают сперму, зачинают, убивают, заболевают и выздоравливают. Поляна Старой Паучихи надежна оплетена куполом паутины, а ее сны хранят парк от любых прикосновений Города, с его насквозь больными побуждениями.
Отец Птиц позволяет цилиндру сползти на нос и хмыкает, продолжая диалог. Иногда к Большой Старой забредают человечьи паучата, посмотреть пару сказок, полетать, помучиться, умереть чужой, а то и своей смертью, скучно Паучихе не бывает у нее много дел, большой народ и уйма нитей из которых она плетет паутину, и гости. Стервятник, к примеру, тоже паук, своего рода.
- Парочку на море, остальных в кладовую, - нежно мурлычет Стервятник, и облизывает губы, лицо его покрыто ядом, будто прозрачной смолой, весь он теперь черно-перламутровый. Стервятник не чувствует вкусов, а те кто выпил достаточно яда чтобы внятно описать его вкус, слишком быстро умирают, не успевают поделиться впечатлениями.
- Нет конечно, дверь открыта, захотят выберутся, захотят проживут всю жизнь вне. Я бы поставил на парня, он кажется слишком авантюрен для пресного валяния на берегу, но что я понимаю в людях, а Старая?
Стервятник смеется, когда Паучиха недовольно ворчит.
Он обходит ее и целует жевала.
- Я потом покажу тебе эту паутину, мать Пауков, уверен, тебе понравится. В пауках-то ведь я разбираюсь?
Яд стекает с него, как смола со ствола, и сам он становится каплей яда, прозрачной и чистой, и растекается по траве, чтобы подняться с пола прямо посреди холла Черного Дома, посмотреть на входную дверь, и рявкнуть:
- Хватит топтаться на пороге, открыто!
Стервятник сидит на траве, опираясь спиной о волосатый бок огромной паучихи, сюртук его пропитанный вязким ядом, влажно блестит, будто лакированный.
Огромная паучиха молчит, жевала ее не шевелятся, Большая Старая спит, она и не просыпается никогда, но для разговора не всегда нужен голос, и уж точно Большой Старой не надо просыпаться чтобы поговорить со старым знакомцем. Друзей у пауков не бывает.
Город глухо ворчит за пределами Парка Большой Старой, трубы блюют в небо черным дымом, машины рыча разрывают пространство, люди говорят, кричат, стонут, блюют кровью, глотают сперму, зачинают, убивают, заболевают и выздоравливают. Поляна Старой Паучихи надежна оплетена куполом паутины, а ее сны хранят парк от любых прикосновений Города, с его насквозь больными побуждениями.
Отец Птиц позволяет цилиндру сползти на нос и хмыкает, продолжая диалог. Иногда к Большой Старой забредают человечьи паучата, посмотреть пару сказок, полетать, помучиться, умереть чужой, а то и своей смертью, скучно Паучихе не бывает у нее много дел, большой народ и уйма нитей из которых она плетет паутину, и гости. Стервятник, к примеру, тоже паук, своего рода.
- Парочку на море, остальных в кладовую, - нежно мурлычет Стервятник, и облизывает губы, лицо его покрыто ядом, будто прозрачной смолой, весь он теперь черно-перламутровый. Стервятник не чувствует вкусов, а те кто выпил достаточно яда чтобы внятно описать его вкус, слишком быстро умирают, не успевают поделиться впечатлениями.
- Нет конечно, дверь открыта, захотят выберутся, захотят проживут всю жизнь вне. Я бы поставил на парня, он кажется слишком авантюрен для пресного валяния на берегу, но что я понимаю в людях, а Старая?
Стервятник смеется, когда Паучиха недовольно ворчит.
Он обходит ее и целует жевала.
- Я потом покажу тебе эту паутину, мать Пауков, уверен, тебе понравится. В пауках-то ведь я разбираюсь?
Яд стекает с него, как смола со ствола, и сам он становится каплей яда, прозрачной и чистой, и растекается по траве, чтобы подняться с пола прямо посреди холла Черного Дома, посмотреть на входную дверь, и рявкнуть:
- Хватит топтаться на пороге, открыто!
- Доброго дня, сэр.
- Ты обманул нас, - произносит правая голова, покрытая белоснежной шерстью. Однотонно-красные глаза недобро смотрят на коленопреклонного Беглеца. Ему запрещено поднимать голову и он послушно смотрит в пол, на неровные каменные плиты. – Ты получил воспоминания о своей жизни назад, в обход нас. Это нарушает нашу сделку.
- Я не нарочно, - отвечает Беглец, не поднимая глаз. – Так сложились обстоятельства. Мне не нужны эти воспоминания. Можете снова их забрать, я не против.
- В том-то и дело, - протягивает левая, черная голова. – Они тебе не нужны – какой же нам смысл их отбирать? Платой за выход из туннелей должно быть нечто важное – таков закон.
- Мне известен закон, - соглашается Беглец. – Я прошу выхода и готов отдать заявленную вами цену.
- Ты готов, - подтверждает средняя голова, рыжая в подпалинах. – Только что же нам у тебя забрать? Мы могли бы взять воспоминания, которые ты получил на своей последней остановке, но откуда нам знать, не решит ли хозяин этого места восстановить их тебе с той же легкостью, что и предыдущие? И мы снова не сможем обвинить тебя в нечестной игре. Мы знаем, что твоей целью не было нас обмануть, и только по этому ты все еще здесь, перед нами.
Беглец молчит. Крысиный Король медленно поднимается с костяного трона. Три хвоста мечутся туда-сюда, хлещут по бокам. Три головы молчат, задумчиво разглядывая человека. Затем начинают говорить – очень быстро, попеременно.
- Но один вариант есть.
- Очень интересный вариант.
- Есть кое-что, что твоя странная птица возможно не захочет восстанавливать.
- Потому что ему тоже будет интересно, что получится.
- Это станет для нас развлечением. И неплохой платой.
- Мы приняли решение. Подними голову.
Беглец исполняет приказ. Его взгляд встречает ответный взгляд шести заинтересованных глаз. Он снова чувствует, как его память распахивается перед чужой волей, словно гигантская библиотека. Будущее, настоящее, прошлое, несколько туманных пятен – воспоминания, заблокированные Стервятником, о цели его путешествия через туннели. Беглец ждет, снова и снова перебирая фрагменты, ожидая, что какие-то из них вот-вот тоже скроются в тумане.
Когда процесс начинается, и Беглец понимает, ЧТО у него сейчас отберут, он еще успевает вскочить на ноги с криком:
- Стой! Не на...
И понимает, что перед его глазами больше нет чертога Крысиного Короля. А есть там клубящаяся темнота и медленно плывущие по ней цветные пятна. Временная слепота – побочный эффект выхода из туннелей.
- ...до, - заканчивает Беглец. Его преследует странное чувство, будто он только что собирался с чем-то спорить. Но с чем?
Зрения нет, но никуда не делся любимый инструмент – нюх. Много за последнее время было странных запахов, не поддающихся описанию. Но этот всегда и всех затыкал за пояс – если считать, что у запахов есть пояса.
- Господин Управляющий, это вы? – интересуется человек, который в этом месте снова решил называть себя Реттом.
Папа приподнимает Шляпу и приветствует новоприбывшего жильца.
- Обычно все наши новички сразу отправляются на сцену, дорогуша. Но я сегодня взбалмошен. - он подходит поближе, высокий, костлявый, с черными сальными патлами, источающий запах сладостей. Он тычет пальцем в зеркало на стене.
- Что ты там видишь?
Где-то в холле, есть и Крыса, стервятник его чует, но человеческие глаза видят только одну фигуру. Стервятник втягивает носом воздух, и растирает по верхнему нёбу привкус королевской крови, неизведанных крысиных путей и соленой воды. Стервятник улыбается широко, во все зубы, и его неправдоподобно молодое лицо больше похоже на маску. Кое-что большая Птица все-таки понимает в людях.
Холлс изнанки мешанина цветных линий, да светящихся пятен, будь Стервятник человеком, его бы стошнило, но Большая Птица неплохо разбирается в подтекстах, Ретт, тут у стены, и быть бы ему видимым, да еще одна инфернальность на проводе. Некоторые существа приманивают к себе потустороннее самым беспардонным образом.
Стервятник возвращается наружу и рассматривает новенькое, с иголочки, существо.
В голове Рэтта звучит голос, мало похожий на человеческий, мало похожий на голос, иногда в шуме колес или жужжании холодильника начинает звучать музыка, этот голос соткан из шипения, шебуршания, поскрипывания и шелеста.
- Если Большая Птица захочет подарить тебе подарок, попроси четыре камня, паучок.
Большая Старая поймала паучонка между двумя паутинами, на несколько слов. Необычный паучонок раз заглянувший на ее поляну, не то что бы он был достоин слов больше остальных, но Большая Старая иногда капризничала, с возрастом все чаще.
Она пересадила паучка на паутину Холла, и вернулась к себе. У нее много дел.
- А вот, и наш мальчик. Так сказать, во плоти.
Отыскав искомый уголок он на что-то присаживается. Слова Большой Старой не идут из головы. Можно ли ей верить? Чем вообще чреваты подарки от Стервятника? Пожалуй, сколько подарков, столько и вариантов...
Впрочем, подарок от Большой Птицы еще надо заслужить. А пока - прийти в себя.
Дом, милый, рать твою маком, Дом.
Кухня и бар оказались пусты. Не сказать, что Мел ожидала чего-то другого, скорее она заглянула туда из чистой формальности. Искать же комнаты Рэтта и Сандры ей было откровенно лень и потому Мел просто брела по коридору, упиваясь невероятно приятным чувством одиночества и своей несчастности. Эмоции были настолько нелепыми, что в промежутках между обязательными печальными вздохами заброшенного страдальца, Мельтор начинала хихикать, смеятся, а порой и хохотать в голос.
На свет холлий Мел вышла абсолютно незаметно для себя, а потому, увидев присутствующих, от неожиданности и нарушения придуманной картинки мира подавилась очередным "печальным" вздохом.
Прочистив горло, девушка невнятно бормочет "здрасть", улыбается Стервятнику как лучшему другу, удивляется такой реакции, тут же пугается, и, дабы отвлечься, концентрирует свое внимание на новом чуде дома - тобишь в цвет пялится на "джинсы, майку, черные кудри" и прочее. И даже паучок с паутины, застрявшей в волосах Мел, прямо сейчас ползущий по щеке девушки не в силах ее отвлечь от "созерцания".
Девушка выныривает из коридора, широко улыбается "Нашему мальчику", а может Управляющему, и прилипает глазами ко мне, то есть, к моему отражению, я машу ее отражению рукой.
- Ну, привет!
- Деточка, поболтай с ...этим.
Стервятник хлопает новое приобретение по плечу и подходит к Крысе.
- И за что такие жертвы?
Голос Стервятника звучит как обычно, но слышит его только Ретт.
Он снова принюхивается, чувствует еще один знакомый запах и коротко улыбается.
- Надеюсь, я тут ничего интересного не пропустил?
- А ты спал в кладовке или уходил? - все же спрашивает.
- Ну, не буду с тобой спорить, не буду. Пропустил, конечно.
Стервятник облизывает губы.
- Ты знаешь что бегать можно не только по тоннелям?
- А тут все смотрят в зеркало пока не поседеют?
Не улыбаться очень сложно, в "гляделки" я всегда проигрываю.
"Не фантом", удовлетворенно заключает девушка.
- А теперь на счет "три" ты поворачиваешься и отпихиваешь нас от зеркала. Ему на сегодня хватит еды, - Мельтор продолжает держать ладони.
-Раз, два... ТРИ!
- Крис. Спасибо за спасение.
- Мел.
Собственный вид неожиданно начинает заботить. И девушка увлеченно начинает отряхиваться. Паучка, обосновавшегося на плече, разве что пока не тревожит.
- Спасение от зеркал, битье агрессивной посуды и экскурсии в шкафу - это ко мне.
- Нарния или "Семь минут рая"?
Рисковая шуточка, ну так и фраза двусмысленная.
Девушка смотрит на меня с недоумением.
- Не читала в детстве?
Очевидно, что не читала и я перевожу тему.
- Эмм, видимо мужчина в черном тут главный? Он говорил про сцену для новичков? У вас тут театр?
- Тебя выпихивает на сцену, ослепляет светом софит и все в доме ждут твоей истории. Кто ты, что ты, куда ты... А потом жильцы решают, нужно ли нам такое счастье или можно забросать его разрывными помидорами.
- Полагаю, вы не имеете ввиду пробежки вокруг дома, - отвечает он. - И какие же еще варианты доступны жалким смертным?
Ему хочется спросить еще о многом. Что именно он пропустил, почему новенького (новенькую?) встречают не в актовом зале, и на что Черный намекал, говоря о жертве? Но - не все сразу.
- Спросишь потом у своей новой знакомой, расценки у пауков, кстати, пониже. А что не задалось с морем, а?
Папа Стервятник перевивает невидимые нити и на пробу дергает каждого спящего в кладовой, и одну не спящую.
А потом, я прямо нутром чую, как черная фигура в углу творит какую-то магическую хрень, нет, не магическую, он делает какую-то хрень с реальностью, и от этого мне не по себе. В моем рюкзаке тихонько что-то звенит реагируя на действия Черного.
- А выпить здесь можно где-нибудь, Мел?
Я широко улыбаюсь, хоть хвост и поджат.
- Ну а для всего более обыденного у нас есть бар, - в этот раз направление указано верное, - или еще обыденней - кухня. Там даже валерьянка не потребуется.
Мел чешет нос кончиком указательного пальца и улыбается.
- Робот - навигатор к твоимм услугам.
- Там конечно спокойно, есть возможность побыть наедине с собой и наконец-то загореть немного, но... между нами говоря, тропический пляж в качестве способа скоротать вечность - это как-то пошло. Предпочел бы ночь-другую в городе за стенами. Но вы не подумайте, я не жалуюсь. Спасибо за отдых.
Мир окончательно обретает четкость, и рыжий поднимается со стула.
- А с паутиной могут возникнуть... проблемы. У крыс и пауков война, уже давно. В туннелях постоянно бьют барабаны, зовут в бой. Вбивают в голову ненависть. Я когда к Большой Старой в первый раз на поляну попал, еле сдержался, чтобы на нее не броситься, наплевав на инстинкты самосохранения. Так что...
Он виновато разводит руками.
- А Большая Старая знает про войну, а?
Он заливается смехом.
- Война у них...ох, не могу, война...
Стервятник часто смеется, но сейчас он, кажется впервые именно смеется, а не имитирует смех.
Большая птица вся трясется от хохота, на глазах у него слезы. Он смеется держась за живот минут пять, потом выпрямляется всхлипывает, и вытирает глаза, смотрит на Ретта, и снова заливается хохотом, будто увидел что-то очень смешное в его сознании.
Стервятник пытается что-то сказать, потом машет рукой и уходит в стену.
Даже не смех, хохот полоумного, такой, что у меня мурашки на шее начинают отплясывать джигу. Зеркало дрожит мелкой дрожью, будто озеро перед грозой, даже стены кажется подрагивают, я принужденно улыбаюсь, и пытаюсь заставить себя развернуться и посмотреть на смеющегося, и не могу. Тело отчетливо посылает меня к черту. Потом смех затихает, и когда я наконец поворачиваюсь, мужчины в черном уже нет.
- Привет, Мэл. Что за бардак здесь у нас творится?
-Привет, Ретт, а я понятие не имею, - пожимает плечами и улыбается. - Почти все сложены в кладовке стопочкой, благо не воняют. Ну и вот это приобретение дома. Знакомься, это Крис.