Антонин осматривается. Комната у него довольно странная.
Студия, в которой ванная и унитаз отгорожены ширмой. Из мебели матрас на полу, да стул.
Какой-то идиотский маггловский аскетизм.
Долохов рассматривает стены сплошь покрытые надписями. Почерк, чернила - все разнится.
"В рай попал?" "Приветик Панси!" "Песни Василиска мутят разум!" "Заберу оборотня в четыре." "Инцест - хоть слово это мило..."
Надписи наползают друг на друга, кое-где добираются и до потолка.
"Мать твою, Люциус, это же Бэлла!"
Антонин закрывает и открывает глаза, ничего не меняется.
"А ты думал в рай попал?" на глазах обзаводится дополнением "Хуй тебе, а не гурии!"
Надписи ползают по стенам как живые, и терпеть это очень сложно.
Студия, в которой ванная и унитаз отгорожены ширмой. Из мебели матрас на полу, да стул.
Какой-то идиотский маггловский аскетизм.
Долохов рассматривает стены сплошь покрытые надписями. Почерк, чернила - все разнится.
"В рай попал?" "Приветик Панси!" "Песни Василиска мутят разум!" "
Надписи наползают друг на друга, кое-где добираются и до потолка.
"Мать твою, Люциус, это же Бэлла!"
Антонин закрывает и открывает глаза, ничего не меняется.
"А ты думал в рай попал?" на глазах обзаводится дополнением "Хуй тебе, а не гурии!"
Надписи ползают по стенам как живые, и терпеть это очень сложно.
- Честно говоря, с некоторых пор меня тошнит от демиургов и их великосветских интриг.
В чём проблема?
- В том, куколка, что, будучи мёртвой, ты не сможешь мне заплатить.
- Так возьми оплату вперёд.
- Ц-ц, - укоризненно цокнул он языком, - Право, куколка, нельзя же так влюбиться в смерть. Это противоречит вашей природе. Впрочем, именно это мне в тебе и нравится. Дай руку!
Рыбка не очень поняла, что он имеет в виду, но послушалась и протянула ладонь.
Он чиркнул бритвенно-острым когтем по собственному запястью - прямо по пульсирующей жилке - и стряхнул ей на ладонь одну-единственную жирную каплю. Серебристую, как ртуть, и такую же тяжёлую. Ртутный живчик прокатился по линии жизни в углубление ладони, собрался в шарик и затвердел.
Рыбка с удивлением посмотрела на таблетку в яркой глянцевой оболочке. На таблетке был нарисован улыбающийся смайлик.
- Антонин, тебе когда-нибудь приходилось заключать сделки с демонами?
- Один раз я продал душу, не продал - отдал. Подарил. Швырнул под ноги. Сделки не было. Он спас мне жизнь и забрал ее.
У Антонина дрожат руки. Совсем чуть-чуть, так же как дрожали в Азкабане.
- Действительно забрал. Война вообще веселое дело, а я был... самым веселым. Самым. Не успевал отмыться от крови, а потом меня поймали, и отдали ...существам. Они поцелуем выпивают душу, и человек превращается в ...тело, а потом быстро умирает. Это своего рода смертная казнь. Видишь меня? Пить оказалось нечего. Том мне верил, не просто верил, он вообще не думал, что я могу его предать, а и не мог, и не хотел. А потом...
Долохов разжимает кулак.
- Том умер, воскрес и снова умер. А я все тут, такой же ненормальный, но уже не под ружьем. Вот такая история про Антонина Александровича.
- А я ведь тебя предупреждала, помнишь? - тихо говорит она, - Ты не поверил и здорово разозлился. Дура я была, Тони.
В памяти проносится крик, полный ненависти, и зелёная вспышка, после которой очень надолго становится темно...
- А теперь мы такие, какие есть. Для Стервятника - чем ненормальнее, тем нормальнее, так что не о чем жалеть.
Он обнимает девушку.
- Я и не жалею.
Зарывается носом в ее волосы.
- У тебя волосы пахнут водой, даже когда сухие. Я живой, ты живая, нет смысла смотреть в будущее, надо разбираться с настоящим.
Он садится и прижимается к голой спине девушки, и шепчет ей на ухо:
- Я отведу тебя во все магазины мира и скуплю все на что ты посмотришь, свожу в места самые грязные кабаки волшебного мира, мы купим пару мотоциклов и исколесим землю и небо, грохнем кого-нибудь в четыре руки, подеремся и помиримся, я устрою тебе самые адреналиновые горки, и самую тихую гавань.
Он закрывает глаза и целует ее в шею.
Почему-то очень приятно просто болтать вот так, словно они вовсе не в Доме. Словно у них есть нормальная жизнь.
Есть завтрашний день.
- Или я сейчас возьму тебя приступом, или мы вылезем из кровати и пойдем повидаемся с народом. У тебя есть три секунды на размышление.
- Существует несколько версий твоего будущего с этим человеком. Абсолютно во всех ты умираешь.
К хуям. Она хочет прожить все версии, какие только есть.
Рыбка выворачивается из простыней, целует Долохова в макушку и босиком шлёпает в душ.
- Надеюсь, в твоих апартаментах вода не ржавая.
Штаны - есть.
Обувь - в наличии.
Хорошо, все-таки, быть мужиком.
Тони стягивает волосы в хвост и поглядывает в сторону ванной, надписей на стене нет. Что-то он забыл...
Носки!
Она отыскивает свою одежду на полу. Почему-то большинство женщин стесняется одеваться на глазах у кавалера, хотя раздеваться - нет. Рыбка с удовольствием рушит стереотипы.
Поглядывает на Антонина с симпатией:
- Только не вздумай волосы обрезать. Я стриженых почему-то не воспринимаю в качестве мужчин.
- Прямо с языка сняла, как раз думал не остричься ли на маггловский манер.
Он с удовольствием рассматривает Рыбку, на девушке полно отметин, и Антонину это нравится.
- Я такое животное, - радостно заявляет он, - пометил самку синяками и радуюсь. Куда двинемся?
⇒
=>