Объявление, дети мои, небольшое объявление. Нас покинула рыжая пигалица, не знаю где маленькая сучонка взяла идею и как рассчитала дозу, но померла наша красавица. Самым банальным образом. Насовсем. А вы думали тут так нельзя? Х-ха! Слушайте новенькую и голосуйте.


Она смаргивает. В глазах жжение - яркий свет софитов выжигает зрение как белое солнце пустыни. Ничего не видать, кроме этих ослепительных кругов, и она даже не знает, есть в зале публика, или нет.
Но она, несомненно, на сцене, под ногами - дощатые подмостки, натертые вонючей мастикой, перед лицом - тощая стойка микрофона.
- Так... - говорит она, и хриплое скрипучее механическое эхо подхватывает её голос и разносит по залу, немилосердно искажая. Хреновая у них звукоаппаратура, - Так.
Голова не к месту начинает кружиться. Прошлое - лица, события, какой-никакой жизненный опыт - всё сворачивается в вереницу пестрых раскрашенных слайдов, утекает сквозь пальцы утренним сновидением, заставляя усомниться - а было ли это? Стронулась с места хоть одна секунда, или она просто стоит целую вечность перед этим трахнутым микрофоном в круге света и от нечего делать развлекает себя придуманными историями?
К горлу подкатывает тошнота, хоть тошнить уже давно нечем. Внутренности, наверное, переварили сами себя и атрофировались за ненадобностью.
Она машинально касается волос и одежды - просто, чтобы убедиться в собственном существовании. Берет куда-то потерялся, на голове - что-то, похожее на воронье гнездо, вполне материальное на ощупь. Блузка прилипла к коже и и успела местами заскорузнуть от крови - неприятное, но не смертельное ощущение.
- Смерть... - говорит она наконец, облизнув перемазанные в морковной помаде губы, - Мне до чёртиков интересно, существует ли смерть? Я имею в виду - та чудесная дверца, за которой всё, наконец, прекращается и тебя больше нет нигде? Или нас всех жестоко наебали там, наверху, заставляя каждый раз вываливаться в новую версию жизни? С каждым разом - всё более безумную и идиотскую? И нет конца-края этому безумному фракталу, и нет выхода из трижды ёбанной в жопу сансары, как вам такой расклад?!

Зал безмолвствует. То ли весь в благоговейном внимании, то ли там правда никого нет. Плевать, это в любом случае концерт для одного, максимум - для двух. Она растягивает рот в оскале механической улыбки - так, что мимические мыщцы начинают болеть от напряжения:
- Вы хотите шоу, - говорит она невидимому зрителю, - Я должна представиться и рассказать о своей жизни, верно? Правила не меняются, а моё мнение по этому поводу вряд ли кого-то интересует. Я могу сказать, что постигла дзен и отказалась от оценочного восприятия, так что мне похуй, как меня здесь будут звать, но хер с вами, можете звать меня Рыбкой. А можете не звать - переживать точно не буду. А прошлого у меня нет. Вернее, есть столько вариантов, что перебирать все слишком долго, а выбрать какой-то один - значит согласиться лишь с одной версией себя, а мне бы этого не хотелось, знаете ли.

Серебристый текучий голос журчит, вливаясь в ухо, щекочет влажным дыханием, похожим на холодный туман:
- Ты мне заплатишь... заплатишь не сразу, я возьму то, что мне причитается, позже, когда придёт время, а пока ты будешь отдавать проценты, моя милая, ты будешь меня развлекать...
Заплатить? Но за что? Хреново продать душу и даже не помнить, что на неё купил, и есть ли на эту покупку гарантия.

- Меня зовут Рыбка и я понимаю, что круто вляпалясь, позволив себе в очередной раз задолжать мирозданию по крупному. И...
Она сглатывает тяжелый ком в горле, вцепляется обеими руками в стержень потрескивающего микрофона - тот отзывается недовольным гулким звуком, засохшая кровь на пальцах идёт трещинами:
- Моё появление здесь с равным успехом может быть наполнено Великим Вселенским Смыслом, а может нихрена не значить, но я всё-таки постараюсь отдать все долги в этой версии реальности, хотя подозреваю, что это гораздо легче сказать, чем сделать.
Рыбка отшвыривает микрофон от себя вместе со стойкой, невидимые колонки оглушительно визжат, у неё на некоторое время закладывает уши. Полуслепая и оглохшая, Рыбка моргает, усаживается прямо на подмостки и скрещивает по-турецки ноги в сетчатых чулках. Косметика обильно размазана по лицу, не видать - симпатичное оно, или нет. Зато одежда гораздо больше открывает, чем прячет. Короткая юбка не достает до коленок, блузка цвета мака завязана узлом выше пупка, открывая полосу сливочно-белой кожи.
"Если что-то выглядит как блядь, выражается, как блядь и пахнет, как блядь, скорее всего, это - блядь".
Рыбка зябко обнимает себя за плечи. Она никогда не была особенно дружна с логикой.